Американский издатель и редактор Генри Робинсон Люс (1898—1967), основатель широко известных журналов «Time» (1923), «Fortune» (1930) и «Life» (1936), принимал активное участие и политической жизни своей страны и использовал популярность и огромные тиражи своих журналов для поддержки кандидатов Республиканской партии. 
В февральском номере журнала «Life» за 1941 г. он опубликовал написанную им лично редакционную статью «Американский век», которая стала одним из интереснейших документов американской истории. В ней нашли отражение многие из тех взглядов и сомнений, которые в условиях продолжавшейся Второй мировой войны (1939—1945) были характерны как для американских политических кругов (в первую очередь оппонентов администрации Ф. Рузвельта), так и для значительной части американской общественности.
Международная ситуация давала основание рассчитывать на возрастание экономической и политической роли США в мире. Своей стране Люс отводил в XX в. роль «старшего брата» Старого Света. До Пёрл-Харбора и вступления США во Вторую мировую войну оставалось десять месяцев.

Мы, американцы, не чувствуем себя счастливыми. Мы не испытываем счастья, думая об Америке. Мы несчастливы в отношении самих себя в той мере, в какой это касается Америки. Мы обеспокоены, или печальны, или безразличны. 
Глядя на остальной мир, мы испытываем замешательство; мы не знаем, что делать. «Оказывать помощь Великобритании, не вступая в войну» — лозунг, типичный для полунадежд и полумер.
Когда мы обращаем свой взор к будущему мира — к нашему собственному будущему и будущему других государств, у нас возникает плохое предчувствие. Нам не кажется, что в будущем нам предстоит что-либо хорошее, помимо конфликтов, разрушений, войны.
Существует поразительный контраст между нашим ходом мысли и ходом мысли англичан. 3 сентября 1939 года, в первый день войны в Англии, Уинстон Черчилль счел нужным заявить следующее: «При всем том, что могут неистовствовать военные бури и на землю может обрушиваться вся ярость их порывов, в это воскресное утро в наших сердцах царит мир». 
С тех пор как г. Черчилль произнес эти слова, германские военно-воздушные силы нанесли огромные разрушения городам Великобритании, загнали население под землю, ввергли в испуг спящих детей и вызвали нервное напряжение, подобного которому ни одному народу никогда не приходилось испытывать. 
И тем не менее внимательные наблюдатели согласятся, что, когда г. Черчилль говорил о мире в сердцах англичан, он не занимался пустословием. Народ Великобритании глубоко спокоен. Создается впечатление, что нервозность полностью отсутствует. Кажется, что в Англии исчезли все неврозы современной жизни. 
Вначале правительство Великобритании тщательно подготовилось к росту психических расстройств. Но в действительности их число сократилось. С того дня как начались воздушные налеты, в Лондоне было отмечено менее десятка нервных потрясений.
Англичане спокойны духом не потому, что им нечего терять, а потому, что они борются за свою жизнь. Они приняли решение. И у них нет иного выхода. Все их ошибки, совершенные за последние двадцать лет, все глупости и просчеты, разделяемые ими с остальной частью демократического мира, принадлежат прошлому. Они могут забыть о них, так как перед ними высшая цель — защищать пядь за пядью свой островной дом. 
Перед нами стоит иная задача. Нас не ждет нападение завтра или послезавтра. И все же нам предстоит нечто почти столь же сложное. Нам предстоит принять великие решения.
* * *
Мы знаем, как нам повезло в сравнении с остальной частью человечества. По крайней мере две трети из нас, попросту говоря, богаты по сравнению со всей остальной частью человеческой семьи — богаты продовольствием, богаты одеждой, богаты развлечениями и забавами, богаты досугом — просто богаты.
И тем не менее мы также знаем, что болезни мира являются и нашими болезнями. И мы самым жалким образом потерпели поражение в попытке решить проблемы нашего времени. И нигде в мире человеческие поражения не были оправданы в меньшей степени, чем в Соединенных Штатах Америки. Нигде не был столь велик контраст между обоснованными ожиданиями нашего времени и имевшими место поражениями и разочарованием. И в результате наши провалы и ошибки парят, подобно птицам дурного предзнаменования, над Белым домом, над куполом Капитолия и над этой печатной страницей. Вполне естественно, что у нас нет мира. 
Но, даже помимо необходимости жить с ощущением наших собственных оплошностей, существует еще одна причина того, что в наших сердцах нет мира. Она заключается в том, что мы не были честны с самими собой. Особенно в вопросе Войны и Мира. В разные времена мы различным образом лгали себе, лгали друг другу, лгали истории и лгали будущему. 
В этом самообмане были глубоко замешаны все наши политические лидеры, придерживавшиеся самых различных мнений. Но мы не можем сваливать на них вину. Если наши лидеры обманывали нас, то это происходило в первую очередь потому, что мы сами настаивали на том, чтобы нас обманывали. Их лживость была результатом нашего собственного морального и интеллектуального замешательства. В этом замешательстве глубоко виноваты наши просветители, церковники и ученые. 
Виноваты, конечно, и журналисты. Но если американцы и испытывали замешательство, то не из-за недостатка точной и относящейся к делу информации. Американский народ является самым информированным народом в мировой истории.
Дело не в фактах. Дело в том, что из фактов не делалось четких и честных выводов.
Повседневная реальность ясна. Гуманны завтрашние проблемы. 
Перед Америкой, как ни перед какой-либо другой страной, стоит одна основополагающая проблема. Она характерна для Америки, и особенно для Америки в XX веке, т. е. сегодня. Она более глубокая, чем даже проблема сегодняшнего дня — Война. Если Америка найдет верное решение, тогда, несмотря на призраки опасностей и трудностей, мы можем надеяться на лучшее и двигаться вперед, к достойному человека будущему с миром в наших сердцах.
Если мы уклонимся от решения этой проблемы, мы будем блуждать в течение двадцати или тридцати горьких лет в условиях череды непредвиденных и бессмысленных бедствий.
Целью этой статьи является, по мере сил, наиболее честное и исчерпывающее изложение этой проблемы и ее возможного решения. Но прежде всего давайте будем абсолютно честны относительно того, где мы находимся сейчас и как мы туда попали.
Америка находится в состоянии войны 
...Но так ли это в действительности ?
Где мы есть? Мы находимся в состоянии войны. Все эти разговоры относительно того, сможет ли то или другое втянуть нас в войну, бессмысленны. Дело заключается в том, что мы находимся в состоянии войны. 
Война является единственным местом, в котором американцы не хотели бы оказаться. Мы не очень хотели быть в состоянии войны где бы то ни было, но война в Европе — это война, в которой мы особенно не хотели участвовать. И тем не менее мы принимаем участие в ней, самой злобной и ужасной из всех войн, когда-либо поражавших нашу планету, которая, будучи мировой, является одновременно европейской войной. 
Правда, формально мы не находимся в состоянии войны, мы не испытываем всех бедствий войны, и возможно, нам не предстоит испытать всего ада, связанного с войной. И тем не менее можно сказать, что мы находимся в состоянии войны. Ирония заключается в том, что Гитлер знает 0б этом, а большинство американцев — нет. Продолжение дипломатических отношений с Германией может быть нам полезно, а может быть — и нет. Но тот факт, что германское посольство по-прежнему прекрасно процветает в Вашингтоне, является иллюстрацией того огромного обмана и самообмана, в котором мы жили все это время. 
Возможно, наилучшим путем демонстрации того, что мы находимся в состоянии войны, является поиск решения, как мы сумеем из нее выбраться. Практически существует лишь один путь выхода из нее, и он предусматривает победу Германии над Англией. Если бы Англия вскоре капитулировала, Германия и Америка не начали бы воевать на следующий же день. Так мы вышли бы из войны. Но ненадолго. Разве что Япония затем напала бы на Южные моря и на Филиппины. Мы могли бы покинуть Филиппины, покинуть Австралию и Новую Зеландию, отступить на Гавайи. И ждать, не находясь в состоянии войны. 
Мы говорим, что не хотим воевать. Мы также говорим, что мы хотим, чтобы победила Англия. Мы хотим, чтобы Гитлер был остановлен, в большей степени, чем мы хотим не быть в состоянии войны. Так что в данный момент мы находимся в состоянии войны. 
Мы стали участвовать в ней, обороняясь 
...Но что мы обороняем ?
Раз уж мы участвуем в войне, как же мы в нее вступили? Мы вступили в нее, обороняясь. Даже само это слово «оборона» было полно обмана и самообмана.
Для среднего американца буквальное значение слова «оборона» означает оборону американской территории. Ограничивается ли сегодня наша национальная политика обороной американского дома любыми кажущимися разумными средствами? Нет. Мы находимся в состоянии войны не для защиты американской территории. Мы участвуем в войне, чтобы защитить и даже поддержать, поощрить и распространить по всему миру так называемые демократические принципы. Средний американец начинает сейчас понимать, что он теперь участвует в такого рода войне. И он на 50 процентов поддерживает ее. Но его интересует вопрос, как он в нее попал, поскольку год назад у него не было ни малейшего намерения вступать в нечто подобное ей. Ну вот теперь он видит, как он в ней оказался. Он оказался в ней, «обороняясь».
За этими сомнениями в душе американца стояли и стоят два разных представления. Одно их них, подчеркивающее ужасные последствия поражения Англии, вели нас к интервенционистской пойне. Является ли это представление действительным и истинным доводом в пользу обороны американской территории? Нет, вовсе не является, поскольку второе представление в общих чертах сводится к следующему: хотя для нас было бы гораздо предпочтительнее, если бы за Гитлером можно было установить жесткий контроль, независимо от того, что происходит в Европе, мы вполне могли бы организовать оборону северной части Восточного полушария, чтобы предотвратить нападение на нашу страну. Вам знакома такая картина? Соответствует она действительности или нет? Никто не обладает достаточной квалификацией, чтобы назвать ее ложной. 
Если вся остальная часть мира подпала под принявшее организованный характер господство злобных тиранов, вполне можно представить себе, что наша страна окажется крепким орешком, который будет не по зубам любым тиранам. И конечно, всегда остается более чем возможный шанс, что мы, подобно великой королеве Елизавете, сможем натравить одного тирана на другого. Или же, как гораздо более могущественная Швейцария, мы могли бы вести осмотрительную и опасную жизнь во вражеском окружении. Никто не может утверждать, что восприятие Америки как неприступного вооруженного лагеря является ложным. Никто не может честно заявить, что с точки зрения истинной обороны нашей родины необходимо вступить в войну или участвовать в ней. 
Таким образом, стоящий перед нами вопрос не является в первую очередь вопросом необходимости или выживаемости. Это вопрос выбора и расчета. Истинными вопросами являются: хотим ли мы участвовать в этой войне? предпочитаем ли мы участвовать в ней? и если да, то с какой целью? 
Мы возражаем против участия в ней 
...У наших опасений есть особое основание
Мы не участвуем в этой войне. Теперь мы видим, как мы оказались замешаны в ней — во имя обороны. Но почему же так решительно возражаем против участия в ней?
Существует множество причин. Во-первых, существует глубокое и почти всеобщее отвращение ко всем войнам — к гибели других и к своей гибели. Но причиной, услуживающей самого пристального изучения, поскольку она имеет прямое отношение к этой войне и не касается ни одной из прежних войн, является опасение того, что в случае нашего вступления в эту войну наступит конец нашей конституционной демократии. Мы все знакомы со страшными предсказаниями, что для ведения современной войны необходима какая-то форма диктатуры, что мы, несомненно, обанкротимся, что в ходе и в результате войны наша экономика окажется в существенной степени социализирована, что политики, ныне находящиеся у власти, завладеют полной властью и никогда ее не уступят и что, учитывая тенденцию к коллективизму, в итоге мы окажемся в обстановке такого тотального национального социализма, что все элементы нашей конституционной американской демократии изменятся до полной неузнаваемости. 
Мы вступаем в эту войну с огромным государственным долгом, разросшаяся бюрократия и целое поколение молодых людей привыкли видеть в правительстве источник всей жизни. Именно находящаяся у власти партия в течение многих лет проявляла особые симпатии ко всякого рода нациалистическим доктринам и коллективистским тенденциям. Президент Соединенных Штатов постоянно стремился к получению все большей власти, и именно началу войны он в значительной мере обязан своим долгим пребыванием на посту. Таким образом, опасения, что в результате катаклизмов и вопреки свободно выраженной воле американского рода Соединенные Штаты будут втянуты в национал-социализм, являются вполне оправданными. 
Но мы ее выиграем 
... Вопрос лишь в том как
Вот в чем вся беда сегодня. Можно было бы многое сказать в развитие аргументирование этой проблемы. Однако, как бы искусно ни излагать, все сведенные вместе факты нашего нынешнего положения свидетельствуют о том, что сегодня наиболее важным является вопрос не о том, вступать ли нам в войну, а о том, как мы сможем ее выиграть.
Если мы воюем, нам весьма полезно знать об этом. И как только мы признаемся сами себе, что мы находимся в состоянии войны, я ни на йоту не сомневаюсь, что мы, американцы, будем полны решимости победить в ней, чего бы это нам ни стоило — и в жизнях, и в деньгах. 
Решим ли мы объявить войну, направим ли экспедиционные вооруженные силы за рубеж, потерпим ли мы банкротство в ее ходе — все эти сложные вопросы стратегии и руководства вторичны по отношению к самому важному вопросу — о победе в войне. 
За что мы воюем? 
...И для чего нам знать об этом
А сейчас, честно изучив нашу позицию, пора рассмотреть по более веским основаниям, чем это было возможно ранее, стоящую перед нами еще более крупную проблему. Говоря просто и в самых общих выражениях, эту проблему можно обозначить так: «За что мы воюем?»
Каждый из нас готов отдать свою жизнь, все, чем он владеет, и все свои надежды на личное счастье за то, чтобы Америка не проиграла войну, в которой она участвует. Но мы хотели бы знать, какую войну мы пытаемся выиграть и, если мы выиграем ее, что мы ожидаем от этого выигрыша. 
Эти вопросы отражают наши насущные интересы как американцев. И даже более того. Наше настойчивое желание дать верную характеристику этой войне имеет практические причины. Если мы знаем, за что воюем, то тогда мы можем уверенно бороться за победное завершение войны и, более того, рассчитывать на установление реального мира.
Далее (и это чрезвычайно важный и исключительно значимый исторический факт, заслуживающий детального изучения), Америка и только Америка в состоянии убедительно разъяснить цели этой войны. 
Практически все специалисты согласны, что Великобритания не сможет одержать полной победы, не сможет даже, говоря простым языком, «остановить Гитлера» без американской помощи.
Следовательно, даже если Великобритания будет время от времени объявлять свои военные цели, американский народ всегда сможет позволить себе одобрить или не одобрить эти цели. Напротив, если Америка объявит свои военные цели, Великобритания почти неизбежно признает их. И весь мир, включая Адольфа Гитлера, согласится с ними как мерой оценки этой битвы. 
У американцев сложилось впечатление, что, сотрудничая с Великобританией, мы как бы играем в английскую игру, а не в нашу собственную. При всем том, что в таком взгляде на ситуацию мог быть какой-то смысл в прошлом, сегодня он является невежественным и глупым. При любом виде сотрудничества с Британской империей Великобритания искренне желает, чтобы Соединенные Штаты Америки взяли на себя роль старшего партнера. И так было на протяжении долгого времени. В среде серьезно мыслящих англичан основная жалоба на Америку (и, между прочим, наилучшее алиби для них самих) фактически сводилась к тому, что Америка отказывалась от возможности лидировать в мире. 
Следует признать, что будущее мира нельзя решить одним махом. Глупо пытаться делать кальку с чертежа будущего, подобно тому как делается калька с чертежа машины или как вырабатывается устав женской общины. Но если наша беда заключается в том, что мы не знаем, за что мы воюем, то нам самим предстоит и решить этот вопрос. Не следует ожидать, что ответ нам будет дан другой страной. Кончайте с этой нацистской пропагандой, утверждающей, что мы сражаемся в чужой войне. Мы участвуем лишь в наших собственных войнах. Мы — «арсенал демократии»? Возможно, нам предстоит доказать это. Но сегодня мы должны быть арсеналом Америки, а также ее друзей и союзников. 
Друзья и союзники Америки? Кто они и во имя чего они с нами? Им об этом должны сказать мы. 
А сейчас мы непосредственно подошли к вопросу, с решением которого большинство американцев очень не хочет иметь дело. Это старый, старый вопрос со старыми, старыми обветшалыми ярлыками — вопрос изоляционизма в противовес интернационализму. Мы питаем отвращение к обоим словам. Мы брызжем злобой, произнося эти слова, уподобляясь шипящему в поле гусю. Мы избегаем их употребления. 
Давайте посмотрим в лицо этой проблеме. И если, глядя ей в лицо, мы полностью и безбоязненно учтем реалии нашего века, тогда мы обязательно откроем дорогу, если не миру в нашей повседневной жизни, то миру в наших сердцах.
Жизнь состоит из радостей и печалей, из успехов и сложностей. В это тяжелое время мы говорим о сложностях. Сложности существуют в области философии, веры и морали. Существуют сложности дома и в семье, в личной жизни. Все они взаимосвязаны, но сейчас мы говорим о сложностях в сфере национальной политики.
В области национальной политики основной сложностью являлось и является то, что одновременно с тем, как наше государство стало в XX веке самой могущественной и самой энергичной нацией в мире, американцы не смогли духовно и практически приспособиться к этой реальности. В результате они потерпели неудачу в исполнении роли мировой державы — неудачу, следствия которой были гибельны как для самих американцев, так и для всего человечества. Исцеление видится лишь в одном — согласиться всем сердцем с необходимостью исполнить свой долг самой могущественной и самой энергичной державы мира и как следствие этого оказать на мир самое сильное влияние в целях, сформулированных нами, и средствами, избранными нами. 
***
Фраза «в целях, сформулированных нами» оставляет открытыми вопросы о том, каковы могут быть наши цели и как мы можем добиться их реализации должным образом. По сути, нашей единственной альтернативой изоляционизму является отказ от выполнения обязанностей полицейского во всем мире и от навязывания демократических институтов всему человечеству, включая далай-ламу и добропорядочных монахов Тибета.
Америка не может нести ответственность за хорошее поведение всего мира. Но Америка несет ответственность перед собой и перед историей за окружающий мир, в котором она живет. Ничто не может оказывать столь жизненно важного влияния на окружающий Америку мир, как собственное влияние Америки на этот мир, и потому, если окружающие условия не способствуют развитию американского образа жизни, Америке некого винить в этом в такой же степени, в какой ей следует винить себя. 
В этой неудаче осознать взаимосвязь между Америкой и миром, который ее окружает, лежит причина практического банкротства всех форм изоляционизма. Весьма печально, что вирус изоляционистского бесплодия столь глубоко поразил влиятельную часть Республиканской партии. До тех пор пока Республиканская партия не выработает жизнеспособную философию и программу инициатив и деятельности Америки в качестве мировой державы, она будет оставаться отстраненной от любого дела, полезного миру в этот исторический момент. А ее участие крайне необходимо для формирования будущего Америки и всего мира. 
* * *
Но с политической точки зрения столь же серьезным является тот факт, что на протяжении семи лет Франклин Рузвельт был абсолютным изоляционистом. Он был большим изоляционистом, чем Герберт Гувер или Калвин Кулидж. То, что Франклин Рузвельт стал мировым лидером в чрезвычайной обстановке, не должно заслонять тот факт, что на протяжении семи лет его политический курс исключал для Америки любую возможность эффективно руководить международным сотрудничеством. Можно, конечно, оправдать поведение Рузвельта в первые два президентских срока. Вполне обоснованно можно говорить, что были необходимы крупные социальные реформы для того, чтобы усовершенствовать демократию в величайшей демократической стране. Но ясно, что Франклин Рузвельт не преуспел в том, чтобы заставить американскую демократию успешно действовать на материалистической и националистической основе. Да и мы сами под руководством Рузвельта потерпели неудачу в обеспечении успешного функционирования демократии. Единственной возможностью заставить ее работать является создание активной международной экономики и международного высоконравственного порядка.
Эта цель предоставляет Франклину Рузвельту прекрасную возможность оправдать свои два срока и войти в историю как величайший (а не последний) американский президент. Во имя наших собственных интересов и интересов наших детей задачей американцев является оказание любого возможного содействия, с тем чтобы Франклин Рузвельт мог быть назван, с полным на то правом, величайшим президентом Америки.
Без нашей помощи он не сумеет стать нашим величайшим президентом. С нашей же помощью он, безусловно, сумеет им стать и станет. С ним во главе и под его руководством мы можем превратить изоляционизм в такую же «мертвую» проблему, как и рабство, и можем сделать интернационализм столь же естественным для американцев, как самолет или радио. 
В 1919 году у нас была блестящая, беспрецедентная в истории возможность взять на себя руководство миром, блестящая возможность, преподнесенная на вошедшем у нас в поговорку серебряном блюде. Мы не разглядели эту возможность. Вильсон не сумел ею воспользоваться. Мы отвергли ее. Но такая возможность все еще существовала. В 1920-х годах мы ее подорвали, а в неразберихе 1930-х годов мы ее потеряли. 
Руководство миром никогда не было легким делом. Возрождение надежды на эту упущенную возможность представляет собой сегодня гораздо более трудную задачу, чем это было раньше. Тем не менее с нашей общей помошью Рузвельт должен добиться успеха там, где потерпел неудачу Вильсон. 
XX век является Американским веком 
...Некоторые факты о нашем времени
Взгляните на XX век. Он наш не только в том смысле, что мы в нем живем, но он наш и потому, что это первый век, в котором Америка является доминирующей нацией в мире. До сего времени этот век был для многих глубоким и трагическим разочарованием. Ни одно другое столетие не изобиловало в такой степени обещаниями прогресса и счастья человечества. И ни одно другое столетие не приносило такому большому числу мужчин, женшин и детей такую боль, такие страдания и такую горькую гибель.
Это ставящий в тупик, тяжелый, парадоксальный, революционным век. Но сегодня, ценой ужасной боли и больших несбывшихся ожиданий, нам довелось узнать о нем многое. И нам следует соотнести наши взгляды с этим столь дорого доставшимся нам пониманием. К примеру, любая истинная концепция нашего мира в XX в. должна обязательно включать четкое понимание, по крайней мере, четырех суждений.
Первое. Наш мир, насчитывающий два миллиарда человеческих особей, впервые в истории является одним миром, в основе своем неделимым.
Второе. Современный человек ненавидит войну и инстинктивно считает, что, учитывая ее нынешние масштабы и частоту возникновения, она может оказаться даже смертельной для всего рода человеческого.
Третье. Наш мир, опять-таки впервые в человеческой истории, способен производить все необходимое для всего человечества.
Четвертое. XX век, если миру предстоит возродиться во здравии и в полной силе, должен быть в значительной степени Американским веком.
Что касается первого и четвертого суждений: постулируя неделимость современного мира, вовсе не следует представлять себе, что в текущем веке должно быть создано нечто похожее на всемирное государство — парламент всех землян. Не следует нам надеяться и на то, что можно будет отменить войну. Единственное, что необходимо осознавать, и осознавать глубоко, — это то, что на этой планете в отношениях между всеми крупными группами человеческих особей будут действовать огромные силы магнитного притяжения и отталкивания. 
Что касается третьего суждения — обещания достичь достаточного уровня производства, «более изобильной жизни» для всего человечества, то следует отметить, что это сугубо американское обещание. Это обещание как у нас в стране, так и везде могут легко дать только демагоги и инициаторы всякого рода хитроумных прожектов и «плановой экономики». Мы должны настаивать на том, что жизнь в условиях изобилия строится только на основе Свободы — Свободы, создавшей возможность такой жизни. Свободы, основывающейся на Праве. Без Свободы не может быть жизни в изобилии. В условиях Свободы она возможна.
И наконец, существует вера, разделяемая большинством ныне живущих людей, что XX век должен быть в значительной мере Американские веком. Осознание этого призывает нас сегодня к действию
Образ нашего мира в глазах Америки 
...Как он будет создан
Что мы можем сказать об Американском веке? Бессмысленно говорить, что мы отвергаем изоляционизм и признаем логику интернационализма. Какого интернационализма? У Рима существовал великий интернационализм. Как и у Ватикана, Чингисхана, оттоманских турок, китайских императоров и в Англии XIX века. После Первой мировой войны он существовал и в задумках Ленина. Сегодня он присутствует, как можно предположить, и в голове у Гитлера — интернационализм, привлекающий внимание некоторых американских изоляционистов, чье мнение о Европе столь низко, что они с удовольствием передадут ее в руки любого, кто сможет гарантировать ее уничтожение навсегда. Но какого рода интернационализм можем предложить мы, американцы? Наш интернационализм не может быть продуктом воображения одного человека. Он должен быть продуктом воображения множества людей. Он должен быть принимаемым всеми людьми образом нашего Билля о правах, нашей Декларации независимости, нашей Конституции, нашей замечательной промышленности, нашего технического мастерства. Он должен быть интернационализмом народа, волей народа и для народа. 
Как только мы прекратим отвлекаться на бесплодные поиски аргументов для оправдания и изоляционизма, мы с изумлением обнаружим, что Американский интернационализм уже существует. Американский джаз, голливудские фильмы, американский сленг, американские машины и патентованные продукты — это фактически единственные в мире вещи, признаваемые человеческими общинами повсюду, от Занзибара до Гамбурга. Невидимо, ненамеренно, случайно и в действительности помимо нашей воли мы уже стали мировой державой во всех тривиальных, общечеловеческих смыслах этого слова. Но это далеко не все. Америка уже является интеллектуальной, научной и культурной столицей мира. Американцы, а именно американцы со Среднего Запада, являются наименее провинциальным народом мира. Они больше путешествовали и знают о мире больше, чем представители народов других стран. Американский мировой опыт в торговле намного внушительнее того, что большинство из нас может себе представить. 
Однако наиболее важное из всего этого то, что мы обладаем, хотя и четко неопределяемым, но безошибочным признаком лидерства — престижем. И в отличие от престижа Рима, или Чингисхана, или Англии XIX века американский мировой престиж определяется нашей верой в добрые намерения, в конечном счете — в разум и мощь всего американского народа. Мы потеряли часть этого престижа в последние несколько лет , но большая часть его сохранилась.
* * *
Американскому интернационализму XX века невозможно дать узкое определение. Подобно всем цивилизациям, он приобретет свою форму опытным путем, в результате труда и усилий, испытаний и ошибок, предприимчивости, рисков и опытов.
И с помощью воображения! 
По мере того как Америка динамично выходит на мировую арену, нам необходимо, чтобы большинство из нас воплощало в жизнь образ Америки как мировой державы, который был бы подлинно американским и вдохновлял нас на жизнь, труд и борьбу, полные энергии и энтузиазма. И поскольку мы приближаемся сейчас к этому великому испытанию, может оказаться, что во всех наших материальных и душевных страданиях в начальные годы текущего века мы как народ болезненно осознавали значение нашего времени. И в этот час испытаний может прийти к нам наконец то видение Америки, которое приведет нас к истинному сотворению XX века — нашего века.
* * *
Рассмотрим четыре сферы жизни и идей, в которых мы можем попытаться реализовать это видение нашей страны.
Первая сфера — экономика. Америка и только Америка должна определить, в какой степени система свободного предпринимательства, т. е. экономический порядок, отвечающий требованиям свободы и прогресса, будет или не будет преобладать в этом веке. Мы превосходно знаем, что нет никакой надежды на победу чего-либо хоть немного похожего на свободную экономическую систему, если она не победила где-нибудь еще. Что же предстоит Америке решить? Некоторые решения очень легкие. К примеру, нам следует решить, необходимо ли нам обеспечить дпя себя и наших друзей свободу мореплавания, т. е. право плавать на наших кораблях и летать на наших трансокеанских самолетах куда нам хочется и как нам хочется.
Видение Америки как основного гаранта свободы морей, видение Америки как динамичного лидера мировой торговли — это огромный прогресс человечества, способный поразить воображение. Но пусть он не поразит нас. Давайте будем достойными его огромных возможностей. Мы и меряем мировую торговлю смехотворно малыми цифрами. К примеру, мы думем, что Азия заслуживает получать от нас всего лишь несколько сотен миллионов долларов. В действительности в предстоящие десятилетия Азия будет нам либо ничего не стоить, либо стоить четыре, пять, десять миллиардов долларов в год. Именно такими категориями мы должны оперировать или же признать наше жалкое бессилие. 
Тесно связанным с экономической сферой и одновременно отличным от нес является видение Америки, которая распространит свои технические и культурные достижения по всему миру. Инженеры, ученые, доктора, кинематографисты, представители индустрии развлечений, создатели авиалиний, строители дорог, учителя, просветители — по всему миру ощущается необходимость в этих специальностях, этих знаниях, в этом лидерстве. И наших людей будут повсюду энергично приветствовать, если только у нас хватит разума признать это, а также хватит искренности и доброй воли для создания мира XX века.
А вот и третья сфера, с которой нам следует связать, не теряя времени, наше видение Америки. Нам следует стать сейчас добрыми самаритянами для всего мира. Это является предопределенным свыше долгом нашей страны. Мы должны накормить все народы мира, которые в результате этого всемирного коллапса цивилизации голодают и бедствуют, т.е. тех, до которых мы можем добраться в условиях противостояния со всеми враждебными правительствами. На каждый доллар, затрачиваемый нами на вооружение, мы должны расходовать по крайней мере десять центов, чтобы при всех существующих трудностях накормить мир, и весь мир должен знать, что мы посвятили себя выполнению этой задачи. Надо поддерживать каждого американского фермера, чтобы он мог обеспечить получение максимальною урожая, и то, что мы не можем съесть (а, возможно, некоторые из нас могли бы есть и поменьше), должно отныне под наблюдением гуманитарной армии американцев направляться в четыре конца света в качестве безвозмездного дара каждому мужчине, каждой женщине, каждому ребенку на нашей земле, которые действительно голодают. 
* * *
Но всего этого недостаточно. Все это закончится неудачей, если наше видение Америки как мировой державы не будет предусматривать горячую приверженность великим американским идеалам. Есть в нашей стране некоторые вещи, которые бесконечно дороги нам и присуши лишь американцам: любовь к свободе, ощущение равенства возможностей, традиция полагаться на себя, независимость, а также сотрудничество. В дополнение к идеалам и понятиям, присушим исключительно американцам, мы являемся наследниками всех великих идеалов западной цивилизации — прежде всего соблюдения Справедливости, любви к Истине, Благотворительности. На днях Герберт Гувер сказал, что Америка быстро становится святилищем идеалов цивилизации. В данный момент, возможно, достаточно быть святилищем этих идеалов. Но это ненадолго. Для нас пришло время стать тем источником энергии, от которого эти идеалы будут распространяться по всему миру и выполнять свою невидимую глазу работу по руководству человечеством на его пути от животного уровня до того уровня, который автор псалмов назвал немного уступающим уровню ангелов. 
Америка как динамичный центр постоянно расширяющихся сфер предпринимательства, Америка как учебный центр искусных слуг человечества, Америка как Добрый Самаритянин, действительно верящий в то, что он получил благословение стать в большей степени дающим, чем получающим, и Америка как генератор идеалов Свободы и Справедливости — из этих элементов, без сомнения, может быть создан образ XX века, которому мы можем посвятить и посвятим себя с радостью, удовольствием, энергией и энтузиазмом. 
Другие нации могут выжить просто потому, что они привыкли терпеть в течение очень долгого времени, когда с большим, а когда и с меньшим на то основанием. Но наша нация, создание которой было связано с риском, нация, посвятившая себя прогрессу человечества, — эта нация поистине не сможет выжить, если через ее вены от Мэна до Калифорнии не будет постоянно течь кровь целеустремленности, предприимчивости и твердой решимости.
На протяжении XVII века, XVIII века и XIX века на нашем континенте постоянно осуществлялись всевозможные проекты. Над этими целями, воплощая их вместе в самый гордый флаг всего мира и всей истории, царила победоносная цель свободы.
Во имя этой одухотворенности мы все призваны, каждый в меру своих возможностей и в пределах собственного кругозора, создать первый великий Американский век.